Полковник советской разведки - Страница 50

Хотел ли Лагутин увидеть Лельку? Может, и хотел, да боялся этого. Анализ сводок наружного наблюдения показал, что именно «Рита» явилась инициатором их встречи. Она подкараулила Лагутина в скверике, когда он вышел из подъезда, где была квартира его родителей и где когда-то жил он сам. Подкараулила и пошла ему наперерез. Что оставалось делать Лагутину? Самым правильным было бы поболтать с ней пару минут и, сославшись на занятость по работе, уйти. Но ему очень не хотелось уходить. Прошлое враз всколыхнуло и взбаламутило всю его душу. Показалось, что новая Лелька куда красивее той, прежней. Да так оно и было. Тощая девчонка превратилась в светскую даму, элегантную и обольстительную. В свои тридцать три года она выглядела лет на двадцать пять. Она изменила прическу – собрала волосы сзади в тугой узел, и Лагутин впервые заметил, какая у Лельки изящная посадка головы и какая красивая у нее шея. Лелька мгновенно прочла в глазах Лагутина все его мысли. Она звонко рассмеялась и похвасталась:

– У меня еще и профиль Нефертити. Взгляни-ка!

Он взглянул на Лельку сбоку и убедился, что она не врет.

Тут она взяла его под руку и предложила прогуляться по Проспекту.

– В кои веки еще встретимся. Повспоминаем?!

Краем глаза он видел плетущихся за ними топальщиков – сотрудников службы наружного наблюдения и прикидывал в уме, что получит за это прогуливание – строгача или служебное несоответствие. Когда в ресторане его собственный агент, заговорщически подмигнув ему, положил перед ними хорошо знакомое меню-камуфляж, он понял, что руководство управления посылает ему «черную метку»: либо ты немедленно оставишь «Риту» в покое, либо пеняй на себя.

Он проводил Лельку домой, и она позвала его на чашку кофе. Он знал, что Лелькина квартира под техникой и что там не то что каждое слово, каждый шорох ложится на магнитную ленту, но тем не менее зашел. Он был будто под гипнозом. Лелька захлопнула входную дверь и, как много лет назад, сказала:

– Дома никого нет.

Потом повернулась к нему лицом, расстегнула блузку, сдернула и отшвырнула лифчик.

– А теперь целуй меня!

Он молча подхватил ее на руки и понес к тахте.

Через час Лагутин ушел от Лельки. На лестничной площадке у ее квартиры они обменялись фразами, содержание которых было интересно только им.

– Почему твои волосы пахнут теперь другими цветами? – спросил он.

– Тогда я полоскала их в бабушкиных настоях из трав, – ответила она, – а бабушки давно нет.

Он отправился на службу, прямиком в группу кадров – писать покаянную объяснительную.

А еще через час «Рита» вышла из дома и опустила в ближайший почтовый ящик письмо, которое тут же было изъято и доставлено нам…

Перед вечером Почтмейстер заглянул ко мне с новой «клубничкой». Это было коротенькое заявление некоей гражданки Востриковой, адресованное начальнику областной милиции. «Гражданин начальник! – писала Вострикова. – Вчера, 16 августа 1968 года, в 9 часов вечера мой сын Василий, 15 лет, проходил мимо дома нашего соседа Гасана Мамедова, который в это время стоял пьяный у своих ворот. Мамедов затащил моего сына к себе во двор и там учинил ему насилие через задний проход. Прошу, чтоб такое больше не повторялось. Заранее благодарная вам Анна Вострикова».

– Так, – резюмировал я. – Значит, гнусное насилие над жопой Василия.

Почтмейстер захихикал.

– Да ты у нас поэт!

– И до чего же смиренен русский человек! – продолжал я. – Она ведь не требует наказать насильника, а нижайше умоляет, чтобы он так больше не делал! Кстати, от Канцельсонов ничего нет?

– Есть, да не про твою честь. Велено доложить лично генералу.

Почтмейстер гаденько ухмыльнулся, забрал свою «клубничку» и покинул мой кабинет. Я понял, что мне на работе сегодня больше делать нечего, и ушел домой…

О начальнике управления генерале Латышеве подчиненные говорили, что он не только «слуга царю», но и «отец солдатам», и это вполне соответствовало действительности.

Когда генерал ознакомился с письмом «Риты», он сразу понял, что писалось оно не для венской подружки, а дли него, Латышева. В письмо, помимо разной бабьей дребедени, были вкраплены такие строки: «Я встретила одного хорошего парня – старую мою любовь. Говорят, он у них тут теперь главный контрразведчик. Мы замечательно провели время. Я сделала с ним все, что хотела. Он по-прежнему любит меня. Когда мы прощались на лестничной площадке у моей квартиры, он сказал, что хочет поехать в круиз по Дунаю и остаться в Вене, чтобы быть рядом со мной». Это был приговор Лагутину, которого Латышев любил и ценил. Генерал взял письмо и пошел с ним в свой персональный туалет. Там он чиркнул зажигалкой, намереваясь уничтожить компромат, но вовремя вспомнил, что письмо читал Почтмейстер, а тайна, известная двоим, уже не тайна. Он вернулся в кабинет и начертал на конверте: «Группа кадров. В личное дело майора Лагутина Н.И.» Затем позвонил кадровику.

– Разыщи Лагутина и зайди с ним ко мне.

– Лагутин у меня, – ответил кадровик.

– Вот как! Что он там делает?

– Объяснительную пишет.

– Ишь, какой прыткий! Как только напишет, заходите оба.

Ознакомившись с докладной, генерал сказал Лагутину:

– Знаешь, в чем твоя ошибка? В том, что ты утаил от нас всю подноготную твоих взаимоотношений с «Ритой». Мы бы тебя в командировку услали или в отпуск и спасли бы от нее. Ты до сих пор ее любишь?

– Люблю, товарищ генерал.

– Ну и дурак! Она же тебя ненавидит.

– Неправда.

– Правда. На, прочти!

Латышев положил перед Лагутиным письмо «Риты».

– А вот здесь она врет! – возмутился Лагутин, дойдя до того места, где Лелька пересказывала их беседу на лестничной площадке. – Не было разговора о круизе и о Вене!