Полковник советской разведки - Страница 32

Маленький, ушастенький, большеротый с плохо развитой нижней челюстью Мукека походил то ли на хорька, то ли на мартышку. Он не исчезал с телеэкранов, молол разный вздор и сулил золотые горы каждому бугандийцу. Очень любил слово «адекватный», которое употреблял кстати и некстати. Его никто не принимал всерьез. Никому не пришло бы в голову выполнять какие бы то ни было его указания. Страной практически управляла кучка олигархов и прохиндеев из окружения Мукеки. При нем в Буганде буйно расцвела коррупция. Все разваливалось и сыпалось и тогда англичане решили заменить диктатуру группы подонков диктатурой одного подонка. Их выбор пал на Бургабу, сержанта полка шотландских стрелков, звероподобного малого, который смахивал на гиббона, еще не решившего, спускаться ему с дерева или немного подождать. В одно прекрасное утро Бургаба был произведен в фельдмаршалы и назначен на пост главнокомандующего армией Буганды, состоявшей из двух батальонов мотопехоты и трех танков. Шотландские стрелки любили Бургабу: он хорошо играл в регби. Правда, для возбуждения в их черном друге спортивного азарта его надо было как следует шарахнуть палкой по башке, напоминавшей своей конфигурацией огромную кормовую тыкву.

– Тебе нужна моя поддержка? – спросил сэр Патрик Бургабу, отправляя его на дело.

– Не нужна, справлюсь один, – отрезал фельдмаршал.

В этот день Мукека съел на спор с президентом соседней Тарзании тридцать пирожных, которые запивал колой, и ему стало плохо. Его тошнило и пучило, но надо было ехать на телестудию, чтобы еще раз покалякать с нацией о ее благе. Глядя на жалкое чучело, кривлявшееся на телеэкране, жена сэра Патрика, женщина высокообразованная, не могла удержаться от того, чтобы не процитировать Вольтера:

– Если бы люди только знали, какие ничтожества ими управляют!

Тут за спиной Мукеки появился Бургаба. По экрану поползли полосатые волны, потом из их пучины возник старый негр, выстукивавший на там-таме боевой танец племени нвамба.

– Свершилось, – сказал сэр Патрик. – И это правильно, либо демократия есть ни что иное, как одурачивание народа при помощи народа.

Немного тоталитаризма Буганде то же самое, что инъекция антибиотика человеку, чей организм поражен гангреной.

Увидев за своей спиной звероподобного фельдмаршала, Мукека сразу все понял и попросил:

– Не убивай меня. Дай мне возможность уехать в Тарзанию. Я клянусь, что никогда не вернусь в Буганду.

– Нет! – сказал Бургаба. – Ты умрешь сейчас. Пробил час крокодила.

Крокодил был тотемом его племени. Бургаба, перерезал президентскую глотку, нацедил полный пивной фужер хлеставшей из сонной артерии крови и стал пить ее, смакуя, мелкими глотками. Затем вспорол Мукеке брюхо, достал печень и откусил здоровенный кусок, который тут же выплюнул.

– Shit! (Дерьмо! – англ. ) Цирроз! Он же выжирал по две бутылки бренди в сутки, поганец!

Трех танков вполне хватило Бургабе для прекращения бессмысленной, по его мнению, деятельности парламента. Архиепископа и Верховного судью он пристрелил лично. На закате дня Бургаба в набедренной повязке и боевой раскраске с копьем в одной руке и Библией в другой присягнул на верность британскому народу и объявил себя царем людей, животных, птиц и рыб. А вечером, на приеме, устроенном в его честь столичной элитой, Бургаба прилюдно трахнул жену лидера местных либералов и заявил что с демократией в Буганде покончено навсегда. Сэр Патрик и его супруга нахохотались от души.

Самолет с Павликом Лахтюковым на борту приземлился в аэропорту Сампалы за сутки до государственного переворота, на который сначала мало кто обратил внимание. Такое в Африке повседневная обыденность. Павлик сам попросился в Буганду. Он был молод, здоров и хотел самоутвердиться на очень непростом участке разведывательной деятельности. Конкурентов у него не было. В забытую людьми и богом страну с ужасным климатом ехать добровольно никто не стремился.

Резидентура в Сампале сидела под крышей советского посольства с весьма ограниченным контингентом сотрудников, и назвать резидентурой ее можно было с огромной натяжкой, ибо состояла она из двух человек – резидента и шифровальщика. Двадцатисемилетнему Павлику Лахтюкову его новое положение очень льстило. Пожилой шифровальщик Алексей Петрович быстро осадил его наступательный пыл.

– Ты не вздумай заниматься тут агентурной работой, – предупредил он. – Главная твоя задача не подхватить какой-нибудь хитрой болезни и уберечь ребенка от глупых крокодилят, которые иногда забираются в сад нашего коттеджа. До голубого Нила-то рукой подать.

– Ну, нельзя же совсем ничего не делать, – неуверенно пробормотал Павлик.

Тут он вспомнил дружка Серегу Соловьева, который узнал о революции в стране пребывания из сообщений местного радио, а вовсе не от секретных источников, за что был вышвырнут из разведки со строгим выговором по партийной линии. От полного разгрома его спасло лишь то, что революция оказалась просоветской. Вот если бы я, размышлял вслух Серега, стоя у проходной объекта в Ясенево, за недельку до переворота отбил депешу в Центр о том, что мною там-то и там-то созданы предпосылки для прихода к власти просоветского режима, я был бы сейчас увешан наградами от уха до уха, да и в звании повышен.

– Пей много виски с белыми журналистами. Они тебе все и расскажут, – посоветовал Павлику Алексей Петрович. – У тебя печенка в порядке?

– Не жалуюсь.

– Значит, сдюжишь.

Предшественник Павлика не передал сменщику ни одного агента. То ли всю его агентурную сеть скормили крокодилам, то ли негры после воцарения Бургабы ударились в панику и побоялись выходить на обусловленные встречи.